Художнику Александру Алексеевичу Борисову приходилось наблюдать картины крайней бедности во время путешествий по Малоземельской и Большеземельской тундрам. Такой сюжет был запечатлен им на холсте «Житье бедного самоеда в тундре под лодкой».
Лодка, перевернутая днищем вверх, служила жильем семье бедного ненца, у которого не было достаточно оленьих шкур, чтобы построить себе чум. Летом такие бедные ненецкие семьи ютились под лодками, а в зимнее время года жили в чумах, принадлежащих более богатым соплеменникам. Александр Борисов вспоминал, что в таких чумах можно было даже прогуливаться.
Художник размышлял и о бытовых условиях, в которых были вынуждены существовать бедные ненцы, которые жили под лодками. Он писал: «Вообще жизнь в Большеземельской тундре не сладка. Еще более горькой должна она казаться такому самоеду, у которого нет даже юрты, и он принужден (летом, по крайней мере) жить просто под лодкой. Зимой же какой-нибудь самоед из жалости к нему и его семье пустит к себе в чум. Но, невзирая даже на такие лишения, всё же в тундре нередко встречаются модницы. Вот самоед ушел на охоту ловить рыбу или убить зверя, чтобы не умерли с голоду его жена и дети. А самоедке и горя мало. Ее привлекает больше всего на свете красный кусочек сукна. Она осторожно, любовно достала из своего мешочка красный лоскуток, и вся погрузилась в него. Она вырезывает и вышивает пестрый самоедский рисунок на подоле своей малицы, дабы еще больше понравиться своему косоокому мужу. Тут же возле лодки-жилья расположено незатейливое самоедское добро: котелок для варки мяса и рыбы, чайник для чая, без которого самоеды не могут прожить ни одного дня. Красный в виде гроба ларь, в котором хранится масло на случай встречи дорогого гостя в тундре; хлеб, пожалуй, такой же старый, как и сам самоед. Тут же в ларе в ветхой тряпочке завернуты любовно идол и нередко вместе с иконой». Но несмотря на крайнюю нужду, отмечает Александр Борисов, бедняк никогда не решится посягнуть на чужую собственность и скорее умрет, чем украдет что-нибудь.
Лодка, перевернутая днищем вверх, служила жильем семье бедного ненца, у которого не было достаточно оленьих шкур, чтобы построить себе чум. Летом такие бедные ненецкие семьи ютились под лодками, а в зимнее время года жили в чумах, принадлежащих более богатым соплеменникам. Александр Борисов вспоминал, что в таких чумах можно было даже прогуливаться.
Художник размышлял и о бытовых условиях, в которых были вынуждены существовать бедные ненцы, которые жили под лодками. Он писал: «Вообще жизнь в Большеземельской тундре не сладка. Еще более горькой должна она казаться такому самоеду, у которого нет даже юрты, и он принужден (летом, по крайней мере) жить просто под лодкой. Зимой же какой-нибудь самоед из жалости к нему и его семье пустит к себе в чум. Но, невзирая даже на такие лишения, всё же в тундре нередко встречаются модницы. Вот самоед ушел на охоту ловить рыбу или убить зверя, чтобы не умерли с голоду его жена и дети. А самоедке и горя мало. Ее привлекает больше всего на свете красный кусочек сукна. Она осторожно, любовно достала из своего мешочка красный лоскуток, и вся погрузилась в него. Она вырезывает и вышивает пестрый самоедский рисунок на подоле своей малицы, дабы еще больше понравиться своему косоокому мужу. Тут же возле лодки-жилья расположено незатейливое самоедское добро: котелок для варки мяса и рыбы, чайник для чая, без которого самоеды не могут прожить ни одного дня. Красный в виде гроба ларь, в котором хранится масло на случай встречи дорогого гостя в тундре; хлеб, пожалуй, такой же старый, как и сам самоед. Тут же в ларе в ветхой тряпочке завернуты любовно идол и нередко вместе с иконой». Но несмотря на крайнюю нужду, отмечает Александр Борисов, бедняк никогда не решится посягнуть на чужую собственность и скорее умрет, чем украдет что-нибудь.