На этих двух рисунках мы можем наблюдать, как постепенно кристаллизуется в сознании Йорданса сложный замысел религиозно-философской аллегории на тему протестантской проповеди «Не сотвори себе кумира». Два листа тесно связаны между собой, поскольку являются эскизами одного и того же фриза.
В центре представлен проповедник, задающий зрителю риторический вопрос, содержание которого изложено в начертанной на кафедре надписи. Формулировка вопроса на двух рисунках несколько отличается, но смысл его один и тот же: «Что лучше? Сделать из образа животного Бога, или из Бога — животное?» В обоих вариантах композиции слева изображена сцена поклонения иудеев золотому тельцу, ветхозаветному символу алчности. Справа от кафедры изображается пьяная оргия язычников, славящих Вакха, бога вина и веселья, для протестантов ставшего воплощением разнузданности нравов. Дилемма, предложенная священником, таким образом, не подразумевает правильного ответа.
Рисунки имеют разное происхождение, принадлежат разным музеям, и только в 2019 году впервые стали экспонироваться совместно. Лист из собрания Пушкинского музея исполнен в беглой эскизной манере. Очевидно, он предшествовал рисунку из собрания Эрмитажа, которому присуща большая определенность и ясность пластических форм.
В центре представлен проповедник, задающий зрителю риторический вопрос, содержание которого изложено в начертанной на кафедре надписи. Формулировка вопроса на двух рисунках несколько отличается, но смысл его один и тот же: «Что лучше? Сделать из образа животного Бога, или из Бога — животное?» В обоих вариантах композиции слева изображена сцена поклонения иудеев золотому тельцу, ветхозаветному символу алчности. Справа от кафедры изображается пьяная оргия язычников, славящих Вакха, бога вина и веселья, для протестантов ставшего воплощением разнузданности нравов. Дилемма, предложенная священником, таким образом, не подразумевает правильного ответа.
Рисунки имеют разное происхождение, принадлежат разным музеям, и только в 2019 году впервые стали экспонироваться совместно. Лист из собрания Пушкинского музея исполнен в беглой эскизной манере. Очевидно, он предшествовал рисунку из собрания Эрмитажа, которому присуща большая определенность и ясность пластических форм.