О неизбежности революционных событий в России Иван Бунин размышлял еще в начале Первой мировой войны. Об убийстве австрийского наследника Франца Фердинанда в Сербии Бунин и его брат Юлий узнали летом 1914 года, во время плавания по Волге. Как вспоминал писатель, Юлий Алексеевич тогда сказал: «Ну, конец нам! Война России за Сербию, а затем революция в России… Конец всей нашей прежней жизни!»
Революция 1917 года расколола Россию на два лагеря. Большая часть русской интеллигенции не приняла пролетарскую диктатуру — в том числе и Иван Бунин. Он считал революцию варварством и уничтожением культуры, был поражен размахом убийств и насилия, а главное — тем, как легко их оправдывал простой народ. Бунин писал: «Страшно равнодушны были к народу во время войны, преступно врали об его патриотическом подъеме, даже тогда, когда уже и младенец не мог не видеть, что народу война осточертела. Откуда это равнодушие? Между прочим, и от ужасно присущей нам беспечности, легкомысленности, непривычки и нежелания быть серьезными в самые серьезные моменты. Подумать только, до чего беспечно, спустя рукава, даже празднично отнеслась вся Россия к началу революции, к величайшему во всей ее истории событию, случившемуся во время величайшей в мире войны!»
Писатель с отчаянием наблюдал, как рушился привычный ему уклад жизни, как погибала страна, которую Бунин искренне любил. И, «испив чашу несказанных душевных страданий», зимой 1920 года Бунин и его жена Вера Муромцева отправились из Одессы в Константинополь на греческом пароходе «Спарта». Через Болгарию и Сербию они добрались до Франции, где и поселились на долгие годы эмиграции.
Потеря родины стала для Бунина настоящей трагедией. Потому на портрете Льва Бакста 1921 года, который представлен в экспозиции, писатель выглядит похудевшим, печальным, даже больным. Крушению России, которую он знал и любил, Иван Алексеевич посвятил стихотворение «Шепнуть заклятие при блеске…»:
Шепнуть заклятие при блеске
Звезды падучей я успел,
Да что изменит наш удел?
Все те же топи, перелески,
Все та же полночь, дичь и глушь…
А если б даже Божья сила
И помогла, осуществила
Надежды наших темных душ,
То что с того?
Уж нет возврата
К тому, чем жили мы когда-то,
Потерь не счесть, не позабыть,
Пощечин от солдат Пилата
Ничем не смыть — и не простить,
Как не простить ни мук, ни крови,
Ни содроганий на кресте
Всех убиенных во Христе,
Как не принять грядущей нови
В ее отвратной наготе.
Революция 1917 года расколола Россию на два лагеря. Большая часть русской интеллигенции не приняла пролетарскую диктатуру — в том числе и Иван Бунин. Он считал революцию варварством и уничтожением культуры, был поражен размахом убийств и насилия, а главное — тем, как легко их оправдывал простой народ. Бунин писал: «Страшно равнодушны были к народу во время войны, преступно врали об его патриотическом подъеме, даже тогда, когда уже и младенец не мог не видеть, что народу война осточертела. Откуда это равнодушие? Между прочим, и от ужасно присущей нам беспечности, легкомысленности, непривычки и нежелания быть серьезными в самые серьезные моменты. Подумать только, до чего беспечно, спустя рукава, даже празднично отнеслась вся Россия к началу революции, к величайшему во всей ее истории событию, случившемуся во время величайшей в мире войны!»
Писатель с отчаянием наблюдал, как рушился привычный ему уклад жизни, как погибала страна, которую Бунин искренне любил. И, «испив чашу несказанных душевных страданий», зимой 1920 года Бунин и его жена Вера Муромцева отправились из Одессы в Константинополь на греческом пароходе «Спарта». Через Болгарию и Сербию они добрались до Франции, где и поселились на долгие годы эмиграции.
Потеря родины стала для Бунина настоящей трагедией. Потому на портрете Льва Бакста 1921 года, который представлен в экспозиции, писатель выглядит похудевшим, печальным, даже больным. Крушению России, которую он знал и любил, Иван Алексеевич посвятил стихотворение «Шепнуть заклятие при блеске…»:
Шепнуть заклятие при блеске
Звезды падучей я успел,
Да что изменит наш удел?
Все те же топи, перелески,
Все та же полночь, дичь и глушь…
А если б даже Божья сила
И помогла, осуществила
Надежды наших темных душ,
То что с того?
Уж нет возврата
К тому, чем жили мы когда-то,
Потерь не счесть, не позабыть,
Пощечин от солдат Пилата
Ничем не смыть — и не простить,
Как не простить ни мук, ни крови,
Ни содроганий на кресте
Всех убиенных во Христе,
Как не принять грядущей нови
В ее отвратной наготе.