Сейчас уже о Давиде Давидовиче Бурлюке можно спокойно рассказывать, а ведь до самого начала 1990-х и он, и его творческое наследие были для России «белыми пятнами». Причина банальна: эмиграция в Японию, а потом и в Америку, в которой он прожил большую часть жизни.
Единственное место, где бережно хранили память о мастере, — Уфа. Еще в разгар холодной войны в Башкирском государственном художественном музее им. М. В. Нестерова было выставлено несколько его полотен, а сегодня под работы Бурлюка выделен целый зал.
«Отец российского футуризма» приехал с семьей в Башкирию весной 1915-го и провел здесь три счастливых года. Дело в том, что чуть ранее, в 1914-м, Бурлюк и его верный товарищ Владимир Маяковский были исключены из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за страстное увлечение «опасным и вредным искусством».
Маяковский быстро оказался на фронте. Бурлюк опасался того же, хотя потерял в детской драке глаз и вряд ли вообще мог быть призван. Башкирия стала его второй родиной, оставив неизгладимый след в душе, о ней он всегда вспоминал с любовью и острым чувством ностальгии.
Занимаясь заготовкой сена для нужд русской армии, Давид Давидович использовал доступную крупнозернистую мешковину в качестве холстов. Поэтому более 200 картин, написанных в Башкирии, отличаются исключительной рельефностью фактуры.
Очарованный типажами людей, самобытными лицами, одноглазый художник пытался постичь их внутренний мир, дойти до сути характера. Интересно, что в большинстве портретов на обожаемый Бурлюком футуризм не видно ни малейшего намека.
Скорее, это качественная пленэрная живопись с органичным погружением объектов в естественную среду. Полотна полны жизни, упор сделан не на точное сходство, а на общее восприятие. Сложная мозаика из плотных мазков, рожденная уникальной игрой света и тени, — эффектный импрессионистский прием, придающий изображению динамику.
Многочисленные образы обитателей этого края притягивают своей теплотой, неподдельной искренностью, лирическим обаянием, восхищают богатством и сочностью красок. Впечатление объемности усиливает густая корпусная живопись, которой присущи колористическая активность, контрастность и одновременно гармония цветового решения.
Бурлюк настроил своих молодых уфимских коллег на волну неослабевающего интереса и пристального внимания к характерным особенностям жизни представителей коренного населения. Вместе с ним художники ходили на этюды в близлежащие овраги, иногда независимо друг от друга писали один и тот же мотив.
Реалистичные портреты кисти Бурлюка стали первыми в изобразительном искусстве Башкортостана национальными образами-типами. Давид Давидович сыграл далеко не последнюю роль в становлении школы башкирской живописи и в поиске ею своего собственного творческого пути.
Единственное место, где бережно хранили память о мастере, — Уфа. Еще в разгар холодной войны в Башкирском государственном художественном музее им. М. В. Нестерова было выставлено несколько его полотен, а сегодня под работы Бурлюка выделен целый зал.
«Отец российского футуризма» приехал с семьей в Башкирию весной 1915-го и провел здесь три счастливых года. Дело в том, что чуть ранее, в 1914-м, Бурлюк и его верный товарищ Владимир Маяковский были исключены из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за страстное увлечение «опасным и вредным искусством».
Маяковский быстро оказался на фронте. Бурлюк опасался того же, хотя потерял в детской драке глаз и вряд ли вообще мог быть призван. Башкирия стала его второй родиной, оставив неизгладимый след в душе, о ней он всегда вспоминал с любовью и острым чувством ностальгии.
Занимаясь заготовкой сена для нужд русской армии, Давид Давидович использовал доступную крупнозернистую мешковину в качестве холстов. Поэтому более 200 картин, написанных в Башкирии, отличаются исключительной рельефностью фактуры.
Очарованный типажами людей, самобытными лицами, одноглазый художник пытался постичь их внутренний мир, дойти до сути характера. Интересно, что в большинстве портретов на обожаемый Бурлюком футуризм не видно ни малейшего намека.
Скорее, это качественная пленэрная живопись с органичным погружением объектов в естественную среду. Полотна полны жизни, упор сделан не на точное сходство, а на общее восприятие. Сложная мозаика из плотных мазков, рожденная уникальной игрой света и тени, — эффектный импрессионистский прием, придающий изображению динамику.
Многочисленные образы обитателей этого края притягивают своей теплотой, неподдельной искренностью, лирическим обаянием, восхищают богатством и сочностью красок. Впечатление объемности усиливает густая корпусная живопись, которой присущи колористическая активность, контрастность и одновременно гармония цветового решения.
Бурлюк настроил своих молодых уфимских коллег на волну неослабевающего интереса и пристального внимания к характерным особенностям жизни представителей коренного населения. Вместе с ним художники ходили на этюды в близлежащие овраги, иногда независимо друг от друга писали один и тот же мотив.
Реалистичные портреты кисти Бурлюка стали первыми в изобразительном искусстве Башкортостана национальными образами-типами. Давид Давидович сыграл далеко не последнюю роль в становлении школы башкирской живописи и в поиске ею своего собственного творческого пути.
