Ксилография Утамаро (1753–1806) «Чайный дом Мацухигасия» висела в спальне — на той же стене, куда Эйзенштейн поместил еще одно произведение этого художника, триптих «Ныряльщицы».

Сергей Эйзенштейн очень внимательно изучал Утамаро, мастера японской гравюры — укиё-э, чтобы внести в кинематограф некоторые из достижений графика, который во многом определил черты японской классической гравюры периода её расцвета в конце XVIII века.

Утамаро называют певцом женской красоты и, как правило, обращают основное внимание на героинь его самых популярных гравюр: гейш из увеселительного квартала Ёсивара, продавщиц и официанток чайных домиков. Между тем он изображал в своих произведениях и жизнь простых ремесленников, пейзажи, флору и фауну Японии. Классиком не только японской, но и мировой культуры Утамаро был признан благодаря чуткой передаче душевных состояний своих персонажей, утонченности певучей линии, необычайной изобретательности композиций.

Китагава Утамаро впервые в японской ксилографии использовал погрудную композицию, сочетал на одном листе несколько фигур, мастерски использовал белый фон бумаги, на которой играли цвет и светотеневые эффекты. Эти достоинства искусства Утамаро видны на гравюре «Чайный дом Мацухигасия», созданной в 1795–1800 годах. Известен другой вариант этой композиции с некоторыми отличиями в изображении одежды персонажа (другой герб на плечах) и с надписью на столбе «Чайный дом Накадая». Такой лист хранится, в частности, в коллекции Британского музея.

На террасе японского домика — фигура женщины (вероятно, это куртизанка) с чайником в руке. Но большая тень на бумажной стене принадлежит не ей, как кажется на первый взгляд, а другой куртизанке, судя по сложной прическе. Она сидит в домике с чашкой в руке. Часть ее лица едва видна за отодвинутой дверью-ширмой, и в той же щели можно рассмотреть еще одно женское лицо: видимо, служанка зовет женщину с чайником. Ксилография «Чайный дом Мацухигасия» — одновременно бытовая сценка, портрет и пейзаж. Художнику удалось вместить в композицию сразу три фигуры, часть домика и ветку кустарника, а пространство все равно осталось свободным.

Эйзенштейн учился у японских мастеров лаконизму средств выразительности и умелому использованию пространства. Его кадры сочетают ясную простоту и драматическое напряжение. Отличительная особенность этой гравюры в том, что не реальные фигуры, а тень куртизанки господствует в представленном действии. Сергей Эйзенштейн в фильме «Иван Грозный» тоже использовал игру теней, которые иногда будто отделяются от царя Ивана и начинают действовать самостоятельно, повелевая людьми.