Машков был одним из бунтарей, ради «оздоровления» живописи обратившихся к ранее отчужденным из сферы высокого искусства явлениям — вывеске, подносу, лепным и резным игрушкам с их наивной цветовой насыщенностью, к эстетике балаганного и площадного действа.
Художник активно экспонировался, сотрудничал с «Союзом молодежи», а затем с «Бубновым валетом».
Его необычная картина с ее огромными размерами и гипертрофированными формами, обведенными темным контуром, изображающая музицирующих обнаженных «геркулесов» в окружении гирь, гантелей и книг (Библии, монографий о Джотто и Сезанне, кумирах молодых художников, о древностях Египта, Греции и Италии), воспринималась, как манифест нового направления, устремленного к здоровому и демократичному искусству. Она серьезна и пародийна одновременно.
Полотно впервые экспонировалось на московской выставке с эпатирующим названием «Бубновый валет», устроенной молодыми новаторами зимой 1910–1911 годов.
В парном портрете автор изобразил себя и П. П. Кончаловского (1876–1956), соратника по поискам нового языка живописи, в будущем вождя «валетов».
Холст, с его казавшейся в те дни грубой и в то же время крепкой, мастерской живописью, с гипнотизирующими взглядами персонажей, дразнил юной дерзостью и побуждал к рассматриванию, к размышлению, к пониманию.
Художник активно экспонировался, сотрудничал с «Союзом молодежи», а затем с «Бубновым валетом».
Его необычная картина с ее огромными размерами и гипертрофированными формами, обведенными темным контуром, изображающая музицирующих обнаженных «геркулесов» в окружении гирь, гантелей и книг (Библии, монографий о Джотто и Сезанне, кумирах молодых художников, о древностях Египта, Греции и Италии), воспринималась, как манифест нового направления, устремленного к здоровому и демократичному искусству. Она серьезна и пародийна одновременно.
Полотно впервые экспонировалось на московской выставке с эпатирующим названием «Бубновый валет», устроенной молодыми новаторами зимой 1910–1911 годов.
В парном портрете автор изобразил себя и П. П. Кончаловского (1876–1956), соратника по поискам нового языка живописи, в будущем вождя «валетов».
Холст, с его казавшейся в те дни грубой и в то же время крепкой, мастерской живописью, с гипнотизирующими взглядами персонажей, дразнил юной дерзостью и побуждал к рассматриванию, к размышлению, к пониманию.