Автолитография Леонида Ламма «Наказание друзей» — одна из серии иллюстраций к повести «Записки из Мёртвого дома».
Леонид Ламм родился в 1928 году в Москве. Он был художником, графиком, членом Союза художников СССР. Будучи диссидентом, подал заявление на иммиграцию из СССР, но через 3 недели был арестован. С 1973 по 1976 годы провёл в тюрьме. В 1982 году эмигрировал в США. Серию иллюстраций к «Запискам из Мёртвого дома» Ламм написал под впечатлением о собственном заключении.
Основным способом перевоспитания преступников на каторге были телесные наказания. Били розгами, шомполами, палками, нередко люди умирали, не выдержав жестокой экзекуции. Наказать могли за любой проступок и даже без всякой причины. В «Записках из Мёртвого дома» Достоевский так рассказывал о наказании профессора математики Варшавского университета Юзефа Жоховского: «В дороге от У-горска до нашей крепости их не брили, и они обросли бородами, так что когда их прямо привели к плац-майору, то он пришёл в бешеное негодование на такое нарушение субординации, в чём, впрочем, они вовсе не были виноваты. — В каком они виде! — заревел он. — Это бродяги, разбойники! Ж–кий, тогда ещё плохо понимавший по-русски и подумавший, что их спрашивают: кто они такие? бродяги или разбойники? — отвечал: — Мы не бродяги, а политические преступники.— Ка-а-к! Ты грубить? грубить! — заревел майор. — В кордегардию! сто розог, сей же час, сию же минуту. Старика наказали. Он лёг под розги беспрекословно, закусил себе зубами руку и вытерпел наказание без малейшего крика или стона, не шевелясь. Б–кий и Т–кий тем временем уже вошли в острог, где М–кий уже поджидал их у ворот и прямо бросился к ним на шею, хотя до сих пор никогда их не видывал. Взволнованные от майорского приёма, они рассказали ему всё о Ж-ком. Помню, как М-кий мне рассказывал об этом: „Я был вне себя, — говорил он, — я не понимал, что со мною делается, и дрожал, как в ознобе. Я ждал Ж-го у ворот. Он должен был прийти прямо из кордегардии, где его наказывали. Вдруг отворилась калитка: Ж-кий, не глядя ни на кого, с бледным лицом и с дрожавшими бледными губами, прошёл между собравшихся на дворе каторжных, уже узнавших, что наказывают дворянина, вошел в казарму, прямо к своему месту, и, ни слова не говоря, стал на колени и начал молиться богу. Каторжные были поражены и даже растроганы. Как увидал я этого старика, — говорил М-кий, — седого, оставившего у себя на родине жену, детей, как увидал я его на коленях, позорно наказанного и молящегося, — я бросился за казармы и целых два часа был как без памяти; я был в исступлении…“ Каторжные стали очень уважать Ж–го с этих пор и обходились с ним всегда почтительно. Им особенно понравилось, что он не кричал под розгами».
Леонид Ламм родился в 1928 году в Москве. Он был художником, графиком, членом Союза художников СССР. Будучи диссидентом, подал заявление на иммиграцию из СССР, но через 3 недели был арестован. С 1973 по 1976 годы провёл в тюрьме. В 1982 году эмигрировал в США. Серию иллюстраций к «Запискам из Мёртвого дома» Ламм написал под впечатлением о собственном заключении.
Основным способом перевоспитания преступников на каторге были телесные наказания. Били розгами, шомполами, палками, нередко люди умирали, не выдержав жестокой экзекуции. Наказать могли за любой проступок и даже без всякой причины. В «Записках из Мёртвого дома» Достоевский так рассказывал о наказании профессора математики Варшавского университета Юзефа Жоховского: «В дороге от У-горска до нашей крепости их не брили, и они обросли бородами, так что когда их прямо привели к плац-майору, то он пришёл в бешеное негодование на такое нарушение субординации, в чём, впрочем, они вовсе не были виноваты. — В каком они виде! — заревел он. — Это бродяги, разбойники! Ж–кий, тогда ещё плохо понимавший по-русски и подумавший, что их спрашивают: кто они такие? бродяги или разбойники? — отвечал: — Мы не бродяги, а политические преступники.— Ка-а-к! Ты грубить? грубить! — заревел майор. — В кордегардию! сто розог, сей же час, сию же минуту. Старика наказали. Он лёг под розги беспрекословно, закусил себе зубами руку и вытерпел наказание без малейшего крика или стона, не шевелясь. Б–кий и Т–кий тем временем уже вошли в острог, где М–кий уже поджидал их у ворот и прямо бросился к ним на шею, хотя до сих пор никогда их не видывал. Взволнованные от майорского приёма, они рассказали ему всё о Ж-ком. Помню, как М-кий мне рассказывал об этом: „Я был вне себя, — говорил он, — я не понимал, что со мною делается, и дрожал, как в ознобе. Я ждал Ж-го у ворот. Он должен был прийти прямо из кордегардии, где его наказывали. Вдруг отворилась калитка: Ж-кий, не глядя ни на кого, с бледным лицом и с дрожавшими бледными губами, прошёл между собравшихся на дворе каторжных, уже узнавших, что наказывают дворянина, вошел в казарму, прямо к своему месту, и, ни слова не говоря, стал на колени и начал молиться богу. Каторжные были поражены и даже растроганы. Как увидал я этого старика, — говорил М-кий, — седого, оставившего у себя на родине жену, детей, как увидал я его на коленях, позорно наказанного и молящегося, — я бросился за казармы и целых два часа был как без памяти; я был в исступлении…“ Каторжные стали очень уважать Ж–го с этих пор и обходились с ним всегда почтительно. Им особенно понравилось, что он не кричал под розгами».