Учение шло туго, научные предметы, за исключением геометрии, он усваивал плохо. Товарищи дразнили его за монгольский вид «китайцем». Первые два года, живя в школе, он не столовался со всеми учениками, еду ему приносила мать. Вацлав жил впроголодь, был неразговорчив и замкнут. Единственно с кем он себя чувствовал легко и свободно, это с Николаем Легатом. Труднейшие па, которые ему показывал Легат, он усваивал необычайно легко. Когда он танцевал, восторженные однокашники забывали о своих насмешках и проникались к нему уважением. Многие открыто говорили, что в школе появилась яркая звезда…

Героем спектакля был молодой танцовщик Нижинский, сразу сделавшийся любимцем публики. Он обладает поразительным баллоном и элевацией, приятной внешностью, мягкими движениями, без всякой резкости, которая присуща только сильным танцовщикам.

Вот еще одна гордость России. Славушка, танцуйте всегда так, как танцевали сегодня.

Понимание искусства Нижинским так богато, так разносторонне, что граничит с гениальностью. Как в скульптуре и живописи, так и в танце, широкие порывы и прогресс тормозились рутиной, предрассудками, ленью и бессилием дать что-либо новое. Мы только потому и любили Л. Фуллер, Дункан и любим Нижинского, что они восстановили свободу инстинкта и уважение к природе. Только они могли выражать в танце все волнения человеческой души… Но ни одна роль не показала необычайного таланта Нижинского в такой мере, как последнее произведение его — «День фавна». Ни пируэтов, ни прыжков, одни позы и жесты полусознательной животности; он потягивается, облокачивается, ходит на корточках, выпрямляется, движется вперед, назад, движениями то медленными, то порывистыми, нервными, угловатыми; взгляд его выслеживает, руки простираются, кисти рук хватают воздух, голова отворачивается с жадной и умышленной неловкостью, кажущейся натуральной. Между мимикой и пластикой согласованность абсолютная, все выражает то, чего хочет ум; он прекрасен, как фреска и как античная статуя. Он — идеальная натура, которую хочется рисовать, лепить… Я хотел бы, чтобы каждый художник, действительно любящий свое искусство, увидел это совершеннейшее олицетворение идеала красоты античной Греции…