«Портрет неизвестного со свитком» поступил в Угличский музей в середине прошлого столетия и из-за плохого состояния долгие годы хранился в фондах. Картина нуждалась в грамотной научной реставрации, способной восстановить искомый художественный образ.
После революции, когда все имения и зажиточные дома были национализированы, художник-портретист и заведующий музеем Александр Константинович Гусев, отбирая и спасая старинные предметы и произведения искусства, составил описания нескольких старинных портретов, которые были обнаружены в доме угличан Кочурихиных на левом берегу Волги. Впоследствии все эти портреты были переданы в музей.
В «Портрете неизвестного со свитком» узнается описанное в 1921 году Александром Гусевым изображение «записного раскольника» Григория Ильича Кочурихина. Напряженный протест против «никоновской церкви», состояние непримиримого спора с ней и между самими разными и часто враждующими согласиями, острота личного переживания — все требовало некого выхода: текстов и лиц, писем о вере, назидательных рисунков и портретов. Рукопись на пергаменте, или «харатейное письмо», видимо, имела принципиальное значение. Сам образ мужчины ориентирован не на индивидуальные черты, а на некий канон, сложившийся у старообрядцев в изображении «старцев»: изможденное лицо, высокий лоб и запавшие виски, неопределенный и вместе с тем напряженный взгляд, удлиненная, лишенная объема фигура.
В Угличе известным центром активного противостояния «никонианству», то есть официальной церкви, была моленная в просторном доме купеческой семьи Выжиловых, который находился недалеко от городского центра. Многочисленные попытки ее инспектировать и закрыть неизменно заканчивались неудачей: моленная загадочным образом становилась «невидимой» для присланных в город инспекторов. Вторым гнездом раскола был левобережный Углич, где десятилетиями соседствовали большие семейства «записных раскольников». Эта среда представлена в музее значительным комплексом экспонатов — среди них гравюры, представляющие видных деятелей раскола, рисунки, поясняющие порядок богослужения и значение атрибутов, книги и несколько живописных портретов. Изображению «старца» вряд ли полагался парный женский образ, он в принципе был предназначен для единомышленников вне круга семьи, которым адресован некогда читаемый текст свитка.
После революции, когда все имения и зажиточные дома были национализированы, художник-портретист и заведующий музеем Александр Константинович Гусев, отбирая и спасая старинные предметы и произведения искусства, составил описания нескольких старинных портретов, которые были обнаружены в доме угличан Кочурихиных на левом берегу Волги. Впоследствии все эти портреты были переданы в музей.
В «Портрете неизвестного со свитком» узнается описанное в 1921 году Александром Гусевым изображение «записного раскольника» Григория Ильича Кочурихина. Напряженный протест против «никоновской церкви», состояние непримиримого спора с ней и между самими разными и часто враждующими согласиями, острота личного переживания — все требовало некого выхода: текстов и лиц, писем о вере, назидательных рисунков и портретов. Рукопись на пергаменте, или «харатейное письмо», видимо, имела принципиальное значение. Сам образ мужчины ориентирован не на индивидуальные черты, а на некий канон, сложившийся у старообрядцев в изображении «старцев»: изможденное лицо, высокий лоб и запавшие виски, неопределенный и вместе с тем напряженный взгляд, удлиненная, лишенная объема фигура.
В Угличе известным центром активного противостояния «никонианству», то есть официальной церкви, была моленная в просторном доме купеческой семьи Выжиловых, который находился недалеко от городского центра. Многочисленные попытки ее инспектировать и закрыть неизменно заканчивались неудачей: моленная загадочным образом становилась «невидимой» для присланных в город инспекторов. Вторым гнездом раскола был левобережный Углич, где десятилетиями соседствовали большие семейства «записных раскольников». Эта среда представлена в музее значительным комплексом экспонатов — среди них гравюры, представляющие видных деятелей раскола, рисунки, поясняющие порядок богослужения и значение атрибутов, книги и несколько живописных портретов. Изображению «старца» вряд ли полагался парный женский образ, он в принципе был предназначен для единомышленников вне круга семьи, которым адресован некогда читаемый текст свитка.