В витрине представлены личные вещи Чехова, непосредственно связанные с рыбалкой. О том, что Чехов был заядлым рыболовом, говорят такие его слова: «Поймать судака — это выше и слаже любви». Об одном дне, проведенном на рыбалке с Чеховым, подробно вспоминал друг Антона Павловича — поэт, прозаик и переводчик Иван Алексеевич Белоусов. Он писал, что не раз рыбачил на мелиховских прудах вместе с хозяином. По его словам, рыба там клевала без перерыва, что даже утомляло. Поэтому в один из дней Белоусов и Чехов решили «поохотиться на речных карасей» и отправились на берега Оки.
Писатели расселись неподалеку друг от друга. В тот день, рассказывал Белоусов, клев был, но слабый. Поплавки то прыгали, то надолго замирали. Все это и рыбалкой было трудно назвать. Оставив свои удочки, Белоусов направился к Чехову. А тот «только успевал снимать с крючка карасей», причем достаточно крупных и жирных. Белоусов даже пошутил, что, мол, наверняка Чехов к гадалке заходил, та и приворожила рыбу. На что Антон Павлович показал насаженного на крючок червяка. Тот вовсю извивался. Чехов усмехнулся и объяснил, что заметил, как Иван Алексеевич насаживает наживку, сравнив процесс с натягиванием «сапог-маломерок на Сухаревском рынке», и пошутил, что его червяк умирает еще до падения крючка в воду, а на такую «червячиную мумию» ни одна рыба не клюнет. При этом не забыл «уколоть» собеседника, напомнив, что тот считает себя заядлым рыболовом, а таких простых вещей не знает.
Белоусов внял совету друга. Но как только рыба начала клевать, Чехов едва ли не приказным тоном позвал гостя домой. На все возражения и просьбы Ивана Алексеевича остаться, Антон Павлович ответил, что «некоторые незнайки забыли про рыбьи вкусы» и еще раз повторил требование сворачиваться. Чехов объяснил, что на уху он и за Белоусова наловил, а рыбацкий принцип гласит, что рыбачить в угоду жадности, выбрасывая потом рыбу на помойку, не следует. И карасей надо сохранить и для других рыбаков.
Известно еще одно высказывание Чехова о рыбалке, где он ужение рыбы называет «благоглупостью», наряду с едой, питьем и сном.
Писатели расселись неподалеку друг от друга. В тот день, рассказывал Белоусов, клев был, но слабый. Поплавки то прыгали, то надолго замирали. Все это и рыбалкой было трудно назвать. Оставив свои удочки, Белоусов направился к Чехову. А тот «только успевал снимать с крючка карасей», причем достаточно крупных и жирных. Белоусов даже пошутил, что, мол, наверняка Чехов к гадалке заходил, та и приворожила рыбу. На что Антон Павлович показал насаженного на крючок червяка. Тот вовсю извивался. Чехов усмехнулся и объяснил, что заметил, как Иван Алексеевич насаживает наживку, сравнив процесс с натягиванием «сапог-маломерок на Сухаревском рынке», и пошутил, что его червяк умирает еще до падения крючка в воду, а на такую «червячиную мумию» ни одна рыба не клюнет. При этом не забыл «уколоть» собеседника, напомнив, что тот считает себя заядлым рыболовом, а таких простых вещей не знает.
Белоусов внял совету друга. Но как только рыба начала клевать, Чехов едва ли не приказным тоном позвал гостя домой. На все возражения и просьбы Ивана Алексеевича остаться, Антон Павлович ответил, что «некоторые незнайки забыли про рыбьи вкусы» и еще раз повторил требование сворачиваться. Чехов объяснил, что на уху он и за Белоусова наловил, а рыбацкий принцип гласит, что рыбачить в угоду жадности, выбрасывая потом рыбу на помойку, не следует. И карасей надо сохранить и для других рыбаков.
Известно еще одно высказывание Чехова о рыбалке, где он ужение рыбы называет «благоглупостью», наряду с едой, питьем и сном.