Письмо поступило в фонды музея в 2016 году вместе с коллекцией британского русиста Гордона Маквея — известного исследователя русской литературы первой половины ХХ века, автора биографических книг о Сергее Есенине и Айседоре Дункан и многочисленных публикаций о творчестве и жизни поэта.
Сергей Есенин написал это письмо в 1923 году Александру Кусикову — поэту-имажинисту, который был участником «знаменитого московского квартета» вместе с Вадимом Шершеневичем, Сергеем Есениным и Анатолием Мариенгофом. «Были годы, — вспоминал Шершеневич, — когда легче было сосчитать часы, которые мы, Есенин, Мариенгоф, Кусиков и я, провели не вместе, чем часы дружбы и свиданий». Кусикова друзья прозвали «придворным шарманщиком» имажинизма, потому что он «мог пролезть куда угодно» и «умел ладить со всеми, когда хотел».
Александр Кусиков познакомился с Сергеем Есениным в 1918 году, когда поэт переехал из Петрограда в Москву. Впоследствии Есенин посвятил другу цикл «Москва кабацкая» (1924) и стихотворение «Душа грустит о небесах…» (1919). В стихах Есенин называл его своим «последним единственным другом» и был дружен не только с самим Кусиковым, но и с другими членами его семьи.
В настоящем письме Есенин пишет Кусикову с парохода, на котором возвращается в Париж. В это время поэт тяжело переживает разлуку с родиной и в то же время сознает, что не находит себе места в новой России. Его терзает «злое уныние». «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал», — пишет поэт.
В этом письме нашли отражение обуревающие его противоречивые чувства: «Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей-Богу, не могу. Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу».
Сергей Есенин написал это письмо в 1923 году Александру Кусикову — поэту-имажинисту, который был участником «знаменитого московского квартета» вместе с Вадимом Шершеневичем, Сергеем Есениным и Анатолием Мариенгофом. «Были годы, — вспоминал Шершеневич, — когда легче было сосчитать часы, которые мы, Есенин, Мариенгоф, Кусиков и я, провели не вместе, чем часы дружбы и свиданий». Кусикова друзья прозвали «придворным шарманщиком» имажинизма, потому что он «мог пролезть куда угодно» и «умел ладить со всеми, когда хотел».
Александр Кусиков познакомился с Сергеем Есениным в 1918 году, когда поэт переехал из Петрограда в Москву. Впоследствии Есенин посвятил другу цикл «Москва кабацкая» (1924) и стихотворение «Душа грустит о небесах…» (1919). В стихах Есенин называл его своим «последним единственным другом» и был дружен не только с самим Кусиковым, но и с другими членами его семьи.
В настоящем письме Есенин пишет Кусикову с парохода, на котором возвращается в Париж. В это время поэт тяжело переживает разлуку с родиной и в то же время сознает, что не находит себе места в новой России. Его терзает «злое уныние». «Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал», — пишет поэт.
В этом письме нашли отражение обуревающие его противоречивые чувства: «Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу! Ей-Богу, не могу. Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу».
