13 января 1945 года в Большом зале Консерватории состоялось последнее концертное выступление Сергея Прокофьева. В программе значилась премьера Пятой симфонии под управлением автора, симфоническая сказка «Петя и волк» и Классическая симфония под управлением Николая Аносова. Все еще шла война. Перед началом концерта ведущий оповестил слушателей об очередной победе Советской армии.
О том, что происходило далее, вспоминает пианист Святослав Рихтер: «И вот, когда Прокофьев встал за пульт и воцарилась тишина, вдруг загремели артиллерийские залпы. Палочка его была уже поднята. Он ждал, и пока пушки не умолкли, он не начинал. Что-то было в этом очень значительное, символическое. Пришел какой-то общий для всех рубеж… и для Прокофьева тоже… В Пятой симфонии он встает во всю величину своего гения. Вместе с тем там время и история, война, патриотизм, победа… Победа вообще и победа Прокофьева. Тут уж он победил окончательно. Он и раньше всегда побеждал, но тут, как художник, он победил навсегда».
Мнения об этом концерте были разными. Композитор Н.Я. Мясковский присутствовал на репетициях симфонии и высоко оценил эту музыку. После прослушивания двух последних частей он записал в своем дневнике: «III часть — сурово и интересно, Финал — легко и непринужденно со звонкой кодой». Премьерой Мясковский был не так доволен: «Симфония оказалась тяжеловатой», — писал он. Советский музыковед, знаток оркестра Д.Р. Рогаль-Левицкий раскритиковал дирижирование Прокофьева: он считал, что композитор премьеру «провалил, не оставив настоящего впечатления».
Через несколько дней после концерта Прокофьев неудачно упал, расшиб голову и попал в больницу с сотрясением мозга. Состояние Прокофьева было тяжелым. Д.Б. Кабалевский, навещавший его в больнице, вспоминал: «Никогда не забыть мне этого печального посещения. Прокофьев лежал совершенно не двигаясь. Временами переставал узнавать собеседников и терял сознание. Слабым голосом он задал несколько вопросов, заинтересовался моей встречей с Яном Сибелиусом. С досадой пожаловался на вынужденный перерыв в творческой работе. Утомлять Прокофьева было нельзя. С грустными мыслями я ушел от него. Казалось, что это конец…».
Этот концерт стал последним в жизни Прокофьева.
О том, что происходило далее, вспоминает пианист Святослав Рихтер: «И вот, когда Прокофьев встал за пульт и воцарилась тишина, вдруг загремели артиллерийские залпы. Палочка его была уже поднята. Он ждал, и пока пушки не умолкли, он не начинал. Что-то было в этом очень значительное, символическое. Пришел какой-то общий для всех рубеж… и для Прокофьева тоже… В Пятой симфонии он встает во всю величину своего гения. Вместе с тем там время и история, война, патриотизм, победа… Победа вообще и победа Прокофьева. Тут уж он победил окончательно. Он и раньше всегда побеждал, но тут, как художник, он победил навсегда».
Мнения об этом концерте были разными. Композитор Н.Я. Мясковский присутствовал на репетициях симфонии и высоко оценил эту музыку. После прослушивания двух последних частей он записал в своем дневнике: «III часть — сурово и интересно, Финал — легко и непринужденно со звонкой кодой». Премьерой Мясковский был не так доволен: «Симфония оказалась тяжеловатой», — писал он. Советский музыковед, знаток оркестра Д.Р. Рогаль-Левицкий раскритиковал дирижирование Прокофьева: он считал, что композитор премьеру «провалил, не оставив настоящего впечатления».
Через несколько дней после концерта Прокофьев неудачно упал, расшиб голову и попал в больницу с сотрясением мозга. Состояние Прокофьева было тяжелым. Д.Б. Кабалевский, навещавший его в больнице, вспоминал: «Никогда не забыть мне этого печального посещения. Прокофьев лежал совершенно не двигаясь. Временами переставал узнавать собеседников и терял сознание. Слабым голосом он задал несколько вопросов, заинтересовался моей встречей с Яном Сибелиусом. С досадой пожаловался на вынужденный перерыв в творческой работе. Утомлять Прокофьева было нельзя. С грустными мыслями я ушел от него. Казалось, что это конец…».
Этот концерт стал последним в жизни Прокофьева.
