С детства и до старости Горький преклонялся перед величием человека — творца, воителя. Он должен был и создал такую мемуарную книгу, в которой он сам в тени, в стороне, а на первом плане — чудотворцы, герои и праведник, достойные восторженных гимнов. Страницы, где он с любовью вспоминает Каронина-Петропавловского, Алексина, Гарина, Аненского, продиктованы желанием научить молодое поколение читателей преклонятся перед своими духовно прекрасными предками.
Еще ярче, еще сильнее сказалось его радостное изумление перед «неистощимыми богатствами души человеческой» в его воспоминаниях о Ленине, Красине, Иване Скворцове.Книга Призывает читателя не только восхищаться большими людьми, но и следовать за ними в самом главном — в неутомимой активности, в неравнодушном и деятельном отношении к жизни. Таковы его воспоминания о неугомонном жителе Арзамаса — священнике Федоре Владимирском.
В книге есть целый цикл мемуаров, где хвала тому или иному лицу сочетается с суровым осуждением и гневом.
Таковы воспоминания о Савве Морозове: осуждая темное дело наживы, которому невольно и вольно служил этот большой человек, Горький не перестаёт восхищаться той активностью, с которой Савва Морозов стремиться служить революционному обновлению родины.
Таковы горьковские воспоминания о Леониде Андрееве. С первых лет своей литературной работы Леонид Андреев стал дорог Алексею Максимовичу как человек, щедро одаренный природой. В своей книге Горький нередко любуется Леонидом Андреевым и настойчиво повторяет о нем, сто это «человек редкой оригинальности, редкого таланта и достаточно мужественный в своих поисках истины». Но в то же время не скрывает от себя, что этот милый ему человек порабощен фальшивой философией, что он во власти ущербных идей, которые возбуждают в нем, Алексее Максимовиче, пламенное негодование.
Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом — смелые, правдивые, поэтические, суровые, мудрые. «Заметки» о Толстом сохранились не полностью. Одно время Алексей Максимович был убежден, что они потеряны, и как-то ночью, в декабре 1919 года, вызвал меня к себе, — вспоминает К.И. Чуковский, на Кронверский и чуть не до рассвета пересказывал их по памяти (мне и нескольким домочадцам) — далеко не в том порядке, в каком он расположил эти «Заметки» в печати. Помню, я был потрясен их могучей художественностью и тогда же под первым впечатлением решил, что это лучшее произведение Горького…
Представленная на выставке книга, содержит дарственную надпись, адресованную Н.А. Пешковой.