Эрнст Иосифович Неизвестный родился в 1925 году в Свердловске (ныне — Екатеринбург) в семье врача-отоларинголога Иосифа Моисеевича Неизвестного. С раннего детства он принимал участие в различных творческих конкурсах. В 1942 году Эрнст Неизвестный поступил в Ленинградскую среднюю художественную школу, но обучение пришлось прервать. Будущего скульптора призвали в ряды Красной армии, и вернуться к творчеству он смог только после Победы. По окончании войны Эрнст Неизвестный обучался в Рижской академии художеств, а затем в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова. В 1955 году скульптора приняли в Союз художников СССР, но спустя семь лет исключили из творческого объединения. В 1976 году Эрнст Неизвестный переехал в Соединенные Штаты Америки, где продолжал активно работать.
Эрнст Иосифович Неизвестный часто обращался в своем творчестве к мифологическому персонажу кентавру. Это дикое существо с торсом человека и телом лошади наиболее точно передавало идею известного скульптора о противоречивости человеческой натуры. Кентавры Эрнста Неизвестного — это синтез природы и техники, полулюди-полумашины, объединяющие естественную красоту человеческого тела с мощью рукотворных орудий.
При создании своих скульптур Эрнст Иосифович черпал вдохновение в культуре древних народов: египтян, индийцев, греков, мексиканцев. Умело комбинируя прошлое, настоящее и будущее, он творил изваяния, становившиеся символом современной цивилизации.
В своих воспоминаниях скульптор отмечал, что рисовал кентавров еще будучи ребенком, не вкладывая в ранние работы никакого скрытого подтекста. Это мифическое существо привлекало художника изначально. Повзрослев, Эрнст Неизвестный объяснял, что полюбил кентавра за его диалогичность. Скульптор говорил: «Я не люблю монологические вещи: моя скульптура диалогична, моя жизнь диалогична, все мое стремление связано с „да“ и „нет“, с тезой и антитезой».
Эрнст Неизвестный называл XX век временем кентавра, то есть переходным от одних форм к другим. Он видел в кентавре органичное слияние человеческой и животной природы с современными технологиями. Мастер утверждал: «Мы — кентавры. Например, когда я разговариваю, голос продолжается на магнитофоне, лицо — на пленке. Технология проникает в наши глаза, в руки, в голос, в сердце. Мы соединены с технологией так же, как в старину скиф с лошадью или человеческий торс с торсом коня». Скульптор подчеркивал, что люди сами не понимают, насколько техника проникла в наше сознание, и считал, что соединение двух природ пластично. Он называл этот симбиоз диалогом, в котором стираются грани между живым и неживым, животным и человеческим, мужским и женским, сознательным и бессознательным.
Эрнст Иосифович Неизвестный часто обращался в своем творчестве к мифологическому персонажу кентавру. Это дикое существо с торсом человека и телом лошади наиболее точно передавало идею известного скульптора о противоречивости человеческой натуры. Кентавры Эрнста Неизвестного — это синтез природы и техники, полулюди-полумашины, объединяющие естественную красоту человеческого тела с мощью рукотворных орудий.
При создании своих скульптур Эрнст Иосифович черпал вдохновение в культуре древних народов: египтян, индийцев, греков, мексиканцев. Умело комбинируя прошлое, настоящее и будущее, он творил изваяния, становившиеся символом современной цивилизации.
В своих воспоминаниях скульптор отмечал, что рисовал кентавров еще будучи ребенком, не вкладывая в ранние работы никакого скрытого подтекста. Это мифическое существо привлекало художника изначально. Повзрослев, Эрнст Неизвестный объяснял, что полюбил кентавра за его диалогичность. Скульптор говорил: «Я не люблю монологические вещи: моя скульптура диалогична, моя жизнь диалогична, все мое стремление связано с „да“ и „нет“, с тезой и антитезой».
Эрнст Неизвестный называл XX век временем кентавра, то есть переходным от одних форм к другим. Он видел в кентавре органичное слияние человеческой и животной природы с современными технологиями. Мастер утверждал: «Мы — кентавры. Например, когда я разговариваю, голос продолжается на магнитофоне, лицо — на пленке. Технология проникает в наши глаза, в руки, в голос, в сердце. Мы соединены с технологией так же, как в старину скиф с лошадью или человеческий торс с торсом коня». Скульптор подчеркивал, что люди сами не понимают, насколько техника проникла в наше сознание, и считал, что соединение двух природ пластично. Он называл этот симбиоз диалогом, в котором стираются грани между живым и неживым, животным и человеческим, мужским и женским, сознательным и бессознательным.