В моём крупном томе Лермонтова было много выразительных живописных картин, в целый большой лист, — они врезались в память на всю жизнь. Одни — на кавказские темы, с горцами и русскими военными, — а Кавказ я и без того ощущал как свой близкий, соседний с местами моего детства, да в редкие прозрачные утра мне даже доводилось, из южного Ставрополья, видеть весь величественный Хребет в его целостности и грозности. Не какие-то дальние страны из Фенимора Купера и Жюля Верна — а вот Он, великий сосед. «У Казбека с Шат-горою был великий спор», и поразительное Дарьяльское ущелье (на исходе юности досталось мне пройти его). А с самим Лермонтовым завязалось и такое родство: что я родился совсем недалеко от места его дуэльной смерти — и умер-то он в пронзительные 27 лет, как мой отец.