Мистификации в русской литературе

Литература знает много мистификаций: попытки выдать труды современников за памятник старины, а себя — за другого человека, мелкие шалости и крупные обманы, иногда влияющие даже на следующие поколения. Мотивы у мистификаторов бывают разные: от попытки изобрести новый жанр до банальной скуки. Рассказываем о самых интересных мистификациях русской литературы в новом материале.

Что такое литературная мистификация

Литературной мистификацией называют текст, приписываемый автору, который не имеет к нему отношения. Первым признаком мистификации считают публикацию текста от чужого имени.

Корни термина «мистификация» уходят во французское слово mystifie, которое появилось в 1750-е годы и означало «легковерный», «загнанный в угол». Его использовали, чтобы обозначить доверчивого человека, жертву злой шутки. Производное слово mystification имело значение «злое надувательство, замаскированный обман, сочетающийся с тонким юмором и игрой». В этом значении слово попало в Россию вместе с библиотекой Вольтера, которую Екатерина II купила в 1779 году. Термин «литературная мистификация» закрепился в России только в 1930-е годы.

Однако публикацию текста под псевдонимом исследователи к мистификациям не относят, так как в этом случае автор не стремится ввести читателя в заблуждение, чаще всего он не скрывает и не отрицает свою связь с псевдонимом. Мистификатор же всегда открещивается от своего замысла.

Поэт Боян и эпос древних славян

Нередко мистификаторы выдают свои произведения за народное творчество. Одним из самых известных случаев стала баллада о герое Фингале кельтского барда III века Оссиана. В 1760-х годах ее якобы отыскал и перевел шотландский поэт Джеймс Макферсон. Вскоре обман раскрылся: текст оказался вольным переложением кельтских преданий пера самого Макферсона. Однако «Поэма Оссияна» сильно повлияла на европейскую литературу, в том числе и русскую. Ее переводили Василий Жуковский, Николай Карамзин, Гавриил Державин и другие известные поэты.

#18

618977972db76b10fbcffbfe-original.jpg

Владимир Боровиковский. Портрет Державина. 1790-е годы. Архангельский музей изобразительных искусств

Связан Державин и с другой мистификацией. В 1812 году он опубликовал в журнале «Чтения в Беседе любителей русского слова» некий «Боянов гимн» из коллекции библиофила Александра Сулакадзева, известного своими фальсификациями.

Авторство «Гимна» приписывали древнерусскому поэту Бояну, который упоминался в «Слове о полку Игореве». Сулакадзев якобы нашел «подлинные новгородские руны» и перевел текст, но оригинал так никому и не показал.

Со временем большая часть коллекции фальсификатов Сулакадзева была утрачена.

#19

Еще одной известной мистификацией стала «Велесова книга» — эпос о жизни, быте, войнах и верованиях славян с IX века до нашей эры и до IX века. Впервые «Велесову книгу» опубликовали в 1950-е годы русские эмигранты Юрий Миролюбов и Александр Куренков в журнале «Жар-птица», который издавался в Сан-Франциско.

По легенде, дощечки с языческими надписями вывез из России во время Гражданской войны белый офицер по фамилии Изенбек. В 1925 году Миролюбов случайно встретился с ним и более 15 лет восстанавливал и копировал письмена. В 1941 году Изенбек умер, а таблички пропали.

После публикации Миролюбов, Куренков и исследователь «Велесовой книги» Сергей Лесной доказательств подлинности дощечек не предоставили. В 1960 году появилась фотография, на которой был виден исходный текст. Но экспертиза подтвердила, что на снимке была не деревянная дощечка, а прорись — лист бумаги с текстом.

Филологи и историки внимательно изучили текст «Велесовой книги» и развенчали его подлинность. Исследования показали, что произведение имитировало праславянский язык смесью русского, церковнославянского, украинского, польского и чешского, было написано деформированной кириллицей, содержало христианские формулы «и ныне и присно и во веки веков», «тайна сия велика есть» и множество исторических нестыковок.

История с помещиком Белкиным

С именем Александра Пушкина связаны минимум две мистификации. Одну он создал, а жертвой другой стал сам.

9 декабря 1830 года Пушкин писал своему издателю и близкому другу Петру Плетневу:

Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. <…> … (весьма секретное). Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржет и бьется — и которые напечатаем также Anonyme. Под моим именем нельзя будет, ибо Булгарин заругает.

#10

Баратынский «ржал и бился» над произведениями некоего помещика Ивана Белкина. Он родился в 1798 году в селе Горюхине, получил образование у местного дьячка, служил в пехотном егерском полку, после смерти родителей вернулся в село и осенью 1828 года заболел и умер. Друг Белкина, составивший биографическую справку для издателя, писал: «Вышеупомянутые повести были, кажется, первым его опытом. Они, как сказывал Иван Петрович, большею частию справедливы и слышаны им от разных особ».

«Повести Белкина», впрочем, написал сам Пушкин — в Болдинскую осень. Это был самый продуктивный период в творчестве поэта, который пришелся на холерный карантин в имении Большое Болдино с 3 сентября по 5 декабря 1830 года.

#21

5fe087a032f6b55acddac831-original.jpg

Валентин Серов. Портрет А.С. Пушкина. 1899. Всероссийский музей А.С. Пушкина

Первое издание вышло под названием «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А. П.». Белкин стал литературной маской поэта — особым псевдонимом, который превратился в литературный прием: бесхитростного помещика, на досуге занимающегося писательством.

Несмотря на то что Белкин был далек от столичных литературных кругов, его повести содержали множество отсылок к творчеству современников: Жуковского, Карамзина, Ореста Сомова. Автор неоднократно пародировал литературные направления: сентиментализм в «Барышне-крестьянке», романтизм в «Выстреле», готику в «Гробовщике».

#20

Пушкин, впрочем, никогда не скрывал, что создал Белкина. Так, в переиздании 1834 года сборник вышел под названием «Повести, изданные Александром Пушкиным». В него также вошли «Пиковая дама» и фрагменты будущего романа «Арап Петра Великого». Современники приняли оба издания прохладно, а на литературную маску практически не обратили внимания. Критик Петр Строев писал:

#11

Ни в одной из «Повестей Белкина» нет идеи. Читаешь — мило, гладко, плавно; прочтешь — все забыто, в памяти нет ничего, кроме приключений.

#12

В 1833 году Александр Пушкин написал цикл стихотворений «Песни западных славян». В своей работе он опирался на книгу «Гусли, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине», которая вышла в 1827 году в Страсбурге. Она содержала народные песни, переведенные с сербского языка на французский и переложенные в прозу. Когда Пушкин завершил работу, он узнал, что «Гусли» на самом деле были мистификацией французского писателя-романтика и историка Проспера Мериме.

Друг Пушкина Сергей Соболевский по просьбе поэта написал Мериме письмо и получил от него подтверждение авторства. В 1835 году цикл вышел в печать с предисловием Пушкина, в котором он приводил текст этого письма и уточнял: «Сей неизвестный собиратель был не кто иной, как Мериме, острый и оригинальный писатель, автор Театра Клары Газюль, Хроники времен Карла IX, Двойной Ошибки и других произведений, чрезвычайно замечательных в глубоком и жалком упадке нынешней французской литературы. Поэт Мицкевич, критик зоркий и тонкий и знаток в славенской поэзии, не усумнился в подлинности сих песен…»

Однако некоторые исследователи считают, что Пушкин с самого начала знал о мистификации, поскольку Виктор Гюго еще в конце 1827 года разоблачил Мериме. А предисловие к изданию и французское письмо могли быть частью литературной игры.

#13

Испанские страсти Серебряного века

#14

История поэтессы Черубины де Габриак, юной испанской графини, воспитанницы при католическом монастыре и необыкновенной красавицы, стала самой известной мистификацией Серебряного века.

Все началось летом 1909 года, когда в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину приехали поэт Николай Гумилев и их общая знакомая, поэтесса и переводчица Елизавета Дмитриева. Вскоре Гумилев уехал в Петербург, а Дмитриева и Волошин придумали литературную мистификацию. По одной из версий, чтобы разыграть петербургского искусствоведа и издателя Сергея Маковского, по другой — чтобы создать побольше шума вокруг модернистского журнала «Аполлон», который Маковский организовывал. Псевдоним «Черубина де Габриак» придумал Волошин, заменив «Х» на «Ч» в слове «херувим».

В августе 1909 года Сергей Маковский получил письмо без обратного адреса, подписанное буквой «Ч». Среди засушенных бутонов роз издатель нашел неплохие стихи. Вскоре незнакомка прислала новые стихи и поговорила с Маковским по телефону, но от личной встречи отказалась «из-за сложных и неразборчивых семейных обстоятельств».

Аполлоновцы Маковский, Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов, Гумилев были очарованы таинственной девицей, страдающей от одиночества в роскошном особняке, где за каждым ее шагом следят отец и духовник-иезуит. Маковский писал:

#15

Влюбились в нее все «аполлоновцы» поголовно, никто не сомневался в том, что она несказанно прекрасна.

#17

Подборка из 25 стихотворений Черубины де Габриак вышла во втором номере «Аполлона» за 1909 год. Сопроводительную статью «Гороскоп Черубины де Габриак» написал Волошин. Все это время аполлоновцы беседовали с Черубиной по телефону, переписывались с ней, пытались выслеживать на вокзале и возле одного из петербургских особняков. Дмитриева же в открытую издевалась над загадочной испанкой и сочиняла пародии на ее мистические стихи.

В ноябре 1909 года тайна раскрылась. Переводчик Иоганнес фон Гюнтер добился от Дмитриевой признания, а поэт Михаил Кузмин выведал ее телефонный номер, чтобы убедить Маковского. Разоблачение обернулось дуэлью Николая Гумилева и Макса Волошина на Черной речке: первый оскорбил Дмитриеву, а второй дал обидчику пощечину. Дуэль завершилась без крови.

Разразившийся скандал затмил впечатление от стихов, и вокруг Дмитриевой забурлили сплетни. В десятом номере «Аполлона» за 1910 год вышел второй цикл Черубины из 13 стихотворений. Последний стих «Встреча» был подписан «Е.И. Дмитриева». Окончательное разоблачение надолго отвратило Дмитриеву от литературы. Вскоре она вышла замуж и уехала из России.

Вскоре Волошин предложил повторить эксперимент 17-летней Марине Цветаевой, о чем она писала в книге «Живое о живом»: «А ты не хочешь (вкрадчиво) все свои стихи о России, например, напечатать от лица какого-нибудь его, ну хоть Петухова? Ты увидишь (разгораясь), как их через десять дней вся Москва и весь Петербург будут знать наизусть. Брюсов напишет статью. Яблоновский напишет статью. А я напишу предисловие. <…> А потом (совсем уж захлебнувшись) нет! зачем потом, сейчас же, одновременно с Петуховым мы создадим еще поэта, — поэтессу или поэта? — и поэтессу и поэта, это будут близнецы, поэтические близнецы, Крюковы, скажем, брат и сестра. Мы создадим то, чего еще не было, то есть гениальных близнецов». Но поэтесса отказалась.

Елизавета Дмитриева, в 1927 году сосланная в Ташкент за связи с антропософским обществом, впоследствии создала еще одну литературную мистификацию. Это был цикл семистиший «Домик под грушевым деревом» философа Ли Сян Цзы. Как и саму Дмитриеву, его сослали на чужбину «за веру в бессмертие человеческого духа». Спустя год поэтесса умерла.

Подпишитесь на рассылку

Каждую неделю мы будем присылать вам самые интересные материалы для настоящих ценителей искусства

Мы в социальных сетях

Самые интересные экспонаты, информация для профессионального сообщества и т.д.