Антон Чехов: жизнь и творчество в Ялте

В 1892-м он купил имение Мелихово неподалеку от подмосковного города Лопасня (сейчас — город Чехов). В это время Антон Чехов совмещал литературную деятельность с врачебной практикой в Москве. Однако здоровье писателя ухудшалось: обострился туберкулез, участились легочные кровотечения. И по настоянию врачей Чехов начал ездить в Крым.

Отсюда он писал другу, писателю и литературному критику Алексею Суворину:

Все изменилось весной 1897 года. Очередное легочное кровотечение было таким сильным, что Чехова определили в больницу. Окончательно подтвердилось, что болезнь прогрессирует. Осенью 1898-го Антон Чехов вновь поехал на Южный берег Крыма, в Ялту. Там он присмотрел имение Кучук-Кой и написал сестре Марии:

Приобрести имение Чехов хотел в основном для семьи, о чем и сообщил в конце письма: «Имение я купил бы главным образом… для тебя и для братьев, чтобы было вам куда приехать. А потому думайте. Если не нужно, то я не куплю».

В октябре 1898 года умер отец писателя. Матери и сестре Чехова было тяжело оставаться в Мелихове — сомнения по поводу переезда отпали. Однако небольшое имение не вместило бы всю семью. Поэтому писатель взял ссуду в банке и выкупил участок земли на окраине Ялты. Проект здания подготовил знакомый Чехова, архитектор Лев Шаповалов. И 20 ноября 1898 года Антон Чехов начал строить дом под Ялтой.

Еще в начале 1899-го стало очевидно, что первоначальной суммы на постройку дома не хватит. Чтобы выручить еще 75 тысяч рублей, Чехову пришлось подписать договор на 25 лет и продать издателю Адольфу Марксу права на все свои произведения — уже созданные и еще не написанные.

Дом строили около года. Подрядчик Бабакай Кальфа присылал писателю подробные отчеты и сметы. В июле 1899 года Чехов приехал в Ялту и отправил весточку сестре:

Прообразом вишневого сада в пьесе Чехова стал именно ялтинский сад. Новое увлечение позволяло писателю отвлечься от мыслей о здоровье и невозможности надолго вернуться в Москву. Сохранилось немало писем друзьям и жене, где он подробно описывает, как облагородил ялтинскую дачу. В одном из них Чехов даже написал: «Мне кажется, что я, если бы не литература, мог бы быть садовником».

Писателя по-прежнему интересовала жизнь простых людей, эту тему он перенес и в ялтинские произведения. Но в них больше размышлений о скуке и бессмысленности происходящего, несбывшихся надеждах и разочарованиях — сказывалось настроение самого Чехова. Он оказался вдали от московских и петербургских творческих кругов, к самой Ялте писатель так и не привык, а выезжал из нее редко и ненадолго. Его раздражал шумный курортный сезон, южная природа, погода осенью и зимой и даже еда.

Ялтинский врач Исаак Альтшуллер писал об этом жене Чехова Ольге Книппер: «Питался Антон Павлович, по его собственным словам, очень плохо, мне кажется, иногда он ничего не ел. То, что готовилось и подавалось, ему не нрави­лось; принять меры, чтобы это было иначе, он не хотел и говорил, что это бесполезно и что сделать ничего нельзя».

Кроме этого, оказалось, что зимой на новой даче холодно. Из окон дуло — не помогли даже заказанные в Москве плотные шторы. По ночам температура в доме опускалась до 11–12 градусов. Спать приходилось в теплой одежде, писать было трудно: мерзли пальцы.

 
В разное время на Белой даче, которую местные жители прозвали так за цвет стен, побывали многие известные писатели, художники и театральные деятели. В гости к Чехову приезжали Лев Толстой, Александр Куприн, Максим Горький, Иван Бунин, Илья Репин и Исаак Левитан. В ответ на слова Чехова «с каким чисто телячьим восторгом я пробежался бы теперь в поле, около леса, около речки, около стада» Левитан даже написал для Чехова пейзаж «Стог сена», который до сих пор висит над камином в кабинете писателя.

Здоровье Чехова становилось хуже. Но самым тяжелым, по словам писателя, было ощущение, что он находится «в стороне от жизни» и не чувствует отклика на свои произведения: »…какая скука, какой это гнет — ложиться в 9 час. вечера, ложиться злым, с со­знанием, что идти некуда, поговорить не с кем и работать не для чего, так как все равно не видишь и не слышишь своей работы. Пианино и я — это два предмета в доме, проводящие свое существование беззвучно и недоумева­ющие, зачем нас здесь поставили, когда на нас тут не­кому играть».

Отзывы на пьесу были неоднозначными. Произведение подали как драму. Однако писатель подчеркивал, что задумал «Вишневый сад» как комедию: все диалоги в пьесе нелепы и бессмысленны, в ней много неловких пауз, что должно было превратить пьесу в фарс. А такое прочтение стало невозможным при драматическом восприятии. Иван Бунин и Максим Горький ругали Чехова за отсутствие новизны и неправдоподобность.

 
В отличие от постановщиков, Ольга Книппер обращалась к Чехову за советами, когда готовилась к спектаклю. В большой переписке о Раневской Книппер подробно расспрашивала о ее характере, речи и манере держать себя: «По технике это адски трудная роль. Спасибо, милый мой супруг. Задал ты мне задачу. У меня теперь ни минуты нет покоя. Можешь меня ревновать к Раневской. Я только ее одну и знаю теперь». Но позже она сумела сыграть ту легкость, которую в Раневской задумал Чехов.

По дороге на премьеру «Вишневого сада» писатель сильно простудился. В следующие несколько месяцев его здоровье резко ухудшилось. Летом 1904 года Чехов с женой отправились в последнее путешествие — в немецкий курортный городок Баденвайлер, где писателю было назначено лечение.

Однако оно не помогло: 15 июля 1904 года Чехов умер. О последних минутах его жизни сохранились воспоминания самой Книппер: