Я вступил в открытый вчера театр «Дом Интермедий» на Галерной улице. Писать все, что можно было бы написать об этом, немыслимо, но т. к. Вам, вероятно, все-таки интересно знать, то пишу главное. Устроили его некие Томашевские: он — проживавший в Мюнхене харьковец, она — московская купчиха; он глуповат немного, она довольно симпатичная. Деньги — ее. Несимпатичная сторона театра — Кузмин и Сапунов. Ставят вещи — Мейерхольд и сам Томашевский. Мотив, побудивший меня принять их предложение, — это постановки пантомим. Я все-таки люблю больше всего музыку; интересно попадать точно в ритм и затем развивать пластику. Встретили меня очень радушно, и после нескольких репетиций почему-то все «влюбились» в меня. Это самое верное слово, какое я могу придумать. Я увлекся пантомимой. Играю Арлекина в «Шарфе Коломбины». И так как это меня увлекло, то с первой же репетиции я начал играть как следует, чему помогло злое мое настроение. Всеволод сказал мне комплимент относительно моих успехов в «жесте», а после первого спектакля очень хвалили меня Бенуа и Билибин и (о ужас!) Каменский! Окончательного согласия на участие в этом театре я еще не давал, но, вероятно, буду играть до его закрытия, тем более что все очень просят, в особенности Томашевские. Участвующие почти все симпатичные: Альбов, выпуска Миши Бецкого, Хованская (опасная личность) выпуска весеннего, Гибшман, Потемкин (он тоже, оказывается, ничего), Адда Корвин, Хейнц (очень изящно танцует). Задумано все ничего, но, как всегда, Вс[еволод] Эм[ильевич] — компромисничает, обижается, если ему что-ниб[удь] говоришь, Сапунов заботится только о своих выгодах, и все ссорятся. Вс[еволод] Эм[ильевич] не любит Пронина, мне его очень жаль, ведь первая инициатива его, и Томашевские его знакомые. Сапунов не пускает Судейкина, кот[орый], по-моему, гораздо изящнее и интереснее, а Кузмин не желает никого из «Сатирикона» и ставит свои глупейшие и бездарные вещи. А главное, вместо всего тонкого и изысканного, как хотели, является все грубое, балаганное, словом, Сапунов повторяет, только хуже, «Балаганчик». Жаль, нет Блока, он, м. б., что-ниб[удь] и написал. Зрительный зал, вместо стульев, наполнен столиками, и публика сидит и пьет напитки. Программа делится на две части — до 12 ч. ночи и после — до 3-х. До 12-ти идут «представления», и в это время ничего, требующего ножей и вилок, спрашивать нельзя, а потом начинается дивертисмент и в антрактах музыка. 12-го и вчера играли мы: 1) «Пролог» Кузмина, 2) «Шарф Коломбины» (3 действия), соч. Шницлера, муз. Донаньи (пантомима), 3) «Пастораль» Кузмина (отвратительно) и 4) «Блэк энд Уайт», чудная вещица Гибшмана и Потемкина, комическая, негритянская вещица. Все говорят по-английски, а сам Гибшман сидит впереди и переводит, причем только самые понятные вещи, вроде «смеются», «сморкается». Играют очень хорошо и Альбов и Хованская. Поют настоящие негритянские куплеты, а все остальное — набор английских слов; напр., объяснение в любви, а слова: скэтинк-ринк, эсдерс схефальс и т. д.