Автор снимка М.А. Пешков. Снимок был сделан сыном писателя 7 декабря 1931 года в Сорренто.
В 1931-м году, когда Горький окончательно вернулся в Советский союз, в штате его сотрудников появился медработник — Олимпиада Дмитриевна Черткова. Она следила за самочувствием писателя и вела хозяйство в доме. Имея медицинское образование, она самоотверженно ухаживала за больным Горьким, умела принять необходимые меры до прихода врачей. На ней лежали заботы по соблюдению режима в доме, необходимого писателю.
Олимпиада Черткова, по-женски любившая Горького, считавшая себя любимой им («Начал я жить с акушеркой и кончаю жить с акушеркой», — по ее воспоминаниям, будто бы шутил он с ней наедине) и утверждавшая (по-видимому, не без оснований), что она является прототипом Глафиры, любовницы Булычова в пьесе «Егор Булычов и другие», отказалась присутствовать при вскрытии дорогого человека. «Чтобы я пошла смотреть, как его будут потрошить?!»
Причем записывались спустя девять лет (почему так поздно?) после кончины Горького. Порой самые простые чувства потрясают куда сильнее самых драматических страстей. И спустя девять лет воспоминания Липы дышат жалостью и нежностью земной женщины, уже немолодой — когда Горький умирал, ей было за пятьдесят. Она говорит о смерти не «всемирно известного писателя», кто когда-то воспел Человека как бога, как Титана, а несчастного, измученного страданиями человека.
В 1931-м году, когда Горький окончательно вернулся в Советский союз, в штате его сотрудников появился медработник — Олимпиада Дмитриевна Черткова. Она следила за самочувствием писателя и вела хозяйство в доме. Имея медицинское образование, она самоотверженно ухаживала за больным Горьким, умела принять необходимые меры до прихода врачей. На ней лежали заботы по соблюдению режима в доме, необходимого писателю.
Олимпиада Черткова, по-женски любившая Горького, считавшая себя любимой им («Начал я жить с акушеркой и кончаю жить с акушеркой», — по ее воспоминаниям, будто бы шутил он с ней наедине) и утверждавшая (по-видимому, не без оснований), что она является прототипом Глафиры, любовницы Булычова в пьесе «Егор Булычов и другие», отказалась присутствовать при вскрытии дорогого человека. «Чтобы я пошла смотреть, как его будут потрошить?!»
Этот пронзительный вскрик боли и любви к сильному и по-своему красивому даже в старости мужчине, который несколько минут назад был жив, и вот его, беспомощного, пластают хладнокровные анатомы, — невозможно сымитировать. Тем более что записывались воспоминания Олимпиады Дмитриевны (Липы, Липочки, как ее называли в семье Горького) А. Н. Тихоновым в той же самой спальне, на том же самом столе в бывшей казенной даче писателя в Горках-10.
Причем записывались спустя девять лет (почему так поздно?) после кончины Горького. Порой самые простые чувства потрясают куда сильнее самых драматических страстей. И спустя девять лет воспоминания Липы дышат жалостью и нежностью земной женщины, уже немолодой — когда Горький умирал, ей было за пятьдесят. Она говорит о смерти не «всемирно известного писателя», кто когда-то воспел Человека как бога, как Титана, а несчастного, измученного страданиями человека.