Нидерландский художник Ян Мейтинс в Европе известен под несколькими именами — Ян, Йохан (Johan), Йоханнес (Johannes), по-разному пишется и фамилия — Mijtens, Mytens. Причина в особенности языка.
Сведений о его жизни не так много, но художник был одним из самых популярных мастеров своего времени. Мейтинс прожил всю свою жизнь в Гааге — столице Нидерландского королевства. Сын шорника учился рисованию у одного своего дяди — художника Исаака Мейтинса, а после 1634 года познавал искусство живописи у второго дяди — живописца Даниеля Мейтинса Старшего. На его дочери Анне в 1642 году он и женился.
Сведений о его жизни не так много, но художник был одним из самых популярных мастеров своего времени. Мейтинс прожил всю свою жизнь в Гааге — столице Нидерландского королевства. Сын шорника учился рисованию у одного своего дяди — художника Исаака Мейтинса, а после 1634 года познавал искусство живописи у второго дяди — живописца Даниеля Мейтинса Старшего. На его дочери Анне в 1642 году он и женился.
В юности испытал влияние блистательного Антониса ван Дейка, от которого в его творчество пришли богатство изображения, мастерство кисти. Но, учится у него он не мог, поскольку в годы зрелости Мейтинса Ван Дейк жил в Англии. В возрасте 25 лет в 1639 году Мейтинс стал членом Гильдии живописцев — Гильдии Святого Луки, которую в 1656 году, став мэтром, возглавил. Впоследствии, уже став известным, около 1660 года одним был из основателей общества «Живопись», где обучал учеников до конца своих дней искусству портретной живописи, а в 1669-1670-х гг. был деканом. На протяжении всей жизни он был модным портретистом, исполнявшим заказы представителей знаки, голландской королевской семьи, высокопоставленных чиновников, а также писал исторические аллегории.
Семейные портреты на фоне природы составляли особую разновидность нидерландского портретного жанра. Для заказчика они были средством утверждения высокого социального статуса, пасторальные или охотничьи мотивы подчеркивали связь рода и его владений. Ряд мотивов в картинах Мейтинса, как и его современников, имеют смысл, поддающийся расшифровке. К сожалению, сегодня пока не представляется возможным узнать — кто же изображен на картине?
Датирование произведения также нуждается в уточнении. Судить о времени создания картины, возможно, прежде всего, по костюмам изображенных. Это было время, когда наступила эпоха барокко, сдержанно проявившегося в Нидерландах, время, когда мужчина-рыцарь превратился в светского придворного, а идеалом женской красоты становиться величественность и парадность. Несмотря на то, что в Нидерландах утвердилась французская мода, фасоны приспосабливались на местный манер и до середины XVII века шея и грудь женщин прикрывались косынками, вырезы платьев — воротниками, пелеринами, кружевом. Плечи дам, хотя и целомудренно, но открыты, верхняя юбка без разреза, торс затянут корсетом, а композиционные линии костюмов вкупе с пышными юбками и баллонообразными рукавами создают ощущение тонкой талии, парики мужчин, пока еще пышные, длинные, но обувь и платья указывают на вторую половину XVII века.
Датирование произведения также нуждается в уточнении. Судить о времени создания картины, возможно, прежде всего, по костюмам изображенных. Это было время, когда наступила эпоха барокко, сдержанно проявившегося в Нидерландах, время, когда мужчина-рыцарь превратился в светского придворного, а идеалом женской красоты становиться величественность и парадность. Несмотря на то, что в Нидерландах утвердилась французская мода, фасоны приспосабливались на местный манер и до середины XVII века шея и грудь женщин прикрывались косынками, вырезы платьев — воротниками, пелеринами, кружевом. Плечи дам, хотя и целомудренно, но открыты, верхняя юбка без разреза, торс затянут корсетом, а композиционные линии костюмов вкупе с пышными юбками и баллонообразными рукавами создают ощущение тонкой талии, парики мужчин, пока еще пышные, длинные, но обувь и платья указывают на вторую половину XVII века.
Сдержанная красочная гамма костюмов еще соответствуют правилам жизни «мирского аскетизма», но лишь в формах и цвете костюмов, отсутствии нагроможденности элементов. Это типично для страны, предпочитающей добротность, но не без пышности. Облик портретируемых подтверждает, что семья принадлежала к первым лицам страны второй половины XVII века, которые отвергая все национальное, начинают носить платья по французской моде, а идеалы простоты и бережливости уходят в прошлое.
Высокопоставленная благородная супружеская чета с детьми позирует на фоне пейзажа в великолепных одеждах и украшениях. Деревья окружают семью, вдалеке, на фоне грозового неба с тучами, архитектурное строение — несомненно, родовой замок. Композиция разделена на женскую — мать с пятью дочерьми, и мужскую — отец с наследником рода, половины, но при этом они едины, они — семья. По всей вероятности, в семье две пары девочек двойняшек или погодок, одетых в одинаковые или похожие платья. Картина вся исполнена символами, что характерно для искусства XVII века. Введение в изображение охотничьих мотивов — убитый заяц в руках мальчика, охотничья собака, и едва слева между деревьев заметный шагающий охотник, призваны показать высокий социальный статус изображенных. Об этом же свидетельствуют и жемчуга, обвивающие шеи женской половины семейства, их одежда. Маленькая собачка, сидящая на стуле и держащая камешек на носу, с которой играет одна из девочек, а другая назидательным жестом указывает на нее, — символ верности и бдительности, привязанности и послушания, возможно воспитанности. Старшая дочь, невеста на выданье, играет на клавесине — музыкальный инструмент ассоциируется с любовью, может говорить о гармонии и набожности семьи. Две средние дочери нарвали красных цветов и преподнесли их в корзинке матери, которая величавым жестом положила поверх цветов руку — цветы символ богоугодной жизни, жизненной силы, победы над смертью. Отметим, что в картине нет ангелочков, которых часто изображали в работах подобного рода — значит, все рожденные в браке дети живы. Все благополучно в семье, на что указывает и сидящая у ног главы семейства сорока — символизирующая радость счастливого брака.
