Художник Василий Комарденков, приятель и собутыльник Есенина, оформлял один из спектаклей Мейерхольда. Дело шло к премьере, вот Комарденков встретил режиссера в мужском туалете театра. Были они там вдвоем, художник сказал ему так: 

Европа.
Город.
Глаза домищами шарили.
В глаза —
разноцветные капли.
На столбах,
на версту,
на мильоны ладов:
!!!!! ЧАРЛИ ЧАПЛИН!!!!!

Мятый человечишко
из Лос-Анжело́са
через океаны
раскатывает ролик.
И каждый,
у кого губы́ нашлося,
ржет до изнеможения,
ржет до колик.
Денди туфлястый (огурцами огу́рятся) —
к черту!
Дамища (груди — стог).
Ужин.
Курица.
В морду курицей.
Мотоцикл.
Толпа.
Сыщик.
Свисток.
В хвост.
В гриву.
В глаз.
В бровь.
Желе-подбородки трясутся игриво.
Кино
гогочет в мильон шиберо́в.
Молчи, Европа,
дура сквозная!
Мусьи,
заткните ваше орло́.
Не вы,
я уверен, —
не вы,
я знаю, —
над вами
смеется товарищ Шарло́.

Жирноживотые.
Лобоузкие.
Европейцы,
на чем у вас пудры пыльца?
Разве
эти
чаплинские усики —
не всё,
что у Европы
осталось от лица?
Шарло.
Спадают
штаны-гармошки.
Кок.
Котелочек около кло́ка.
В издевке
твои
комарьи ножки,
Европа фраков
и файфоклоков.
Кино
заливается щиплемой девкой.
Чарли
заехал
какой-то мисс.
Публика, тише!
Над вами издевка.
Европа —
оплюйся,
сядь,
уймись.
Чаплин — валяй,
марай соуса́ми.
Будет:
не соусом,
будет:
не в фильме.
Забитые встанут,
забитые сами
метлою
пройдут
мировыми милями.
А пока —
Мишка,
верти ручку.
Бой! Алло!
Всемирная сенсация.
Последняя штучка.
Шарло на крыльях.
Воздушный Шарло.

Чаплин переиграл необычное множество ролей. «Чаплин — солдат», «Чаплин — в банке», «Чаплин — полицейский», «Чаплин — курортный больной» и даже «Чаплин — артист кинематографа». Здесь, может быть, сказалась та потребность создания неравенства, которая побуждает беллетриста обращать какой-нибудь свой образ в постоянный эталон (мерило сравнения) для всего произведения. Зритель пробует Чаплином различные профессии, он испытывает их и этим их отстраняет. Из киноактеров Чаплин — несомненно, самый кинематографический. Сценарии Чаплина не написаны, а создаются в игре. Он, может быть, единственный кинохудожник, который исходит из самого материала. Чаплиновские движения и все его фильмы задуманы не в слове, не в рисунке, а в мелькании серо-черных теней, он совершенно и окончательно порвал с театром и поэтому, конечно, имеет право на звание первого киноактера. Интересно отметить, что Чаплин в фильме никогда ничего не говорит, и между отдельными частями его фильмов не появляются на экране объяснительные надписи. Русские киноактеры рассказывали мне, что они, для того чтобы связать эмоцией разорванные элементы кинодвижений, говорят вполголоса подходящие фразы. Это можно заметить, глядя на их губы. Чаплин в фильме не говорит, а движется. Он работает с материалом кинематографическим, а не переводит сам себя с театрального языка на экранный. В чем комизм самого чаплиновского движения, я сейчас определить не могу, может быть, в том, что оно механизировано. Чаплиновскую игру можно разбить на ряд пассажей, причем обычно пассаж кончается точкой — позой. Прибегая к метафоре, можно сказать, что чаплиновское движение пунктирно. Сам Чаплин, очевидно, хорошо сознает все «па» своего искусства. Его игру можно разбить на ряд «постоянных движений», повторяющихся с различными мотивировками из фильма в фильм. Перечислю некоторые: Чаплин идет (смех вызывает самый момент трогания с места), Чаплин на лестнице, Чаплин задевает кого-нибудь крючком своей трости, Чаплин падает со стула (ноги рогулькой и остановка в этом положении), Чаплин улыбается (в три такта), Чаплина трясут за шиворот и т. д. Не знаю, сознательно или нет, но ансамбль актеров Чаплина движется иначе, чем их премьер. Здесь открывается любопытный вопрос: комично ли движение Чаплина само по себе или по противоположности с обычным движением.